AW

The rapidly unfolding events of recent years demonstrate the historical and current importance of the North Caucasus factor in the Georgian-Abkhaz conflict. Georgia's recognition of the Circassian genocide perpetrated by Tsarist Russia in the 19th century has become a key component of Georgia’s new strategy for the peoples of the North Caucasus, and is certainly one of the most important events of recent years. The introduction of a visa-free regime, the opening of the Circassian cultural center in Tbilisi and the monument in Anaklia to the victims of the Circassian genocide were real and symbolic gestures by Georgia that have certainly paid off, in particular, in the form of a pro-Georgian lobby by Circassian activists.

But perhaps the primary reason why Georgia’s strategy has proven so successful is not what Georgia has done, but that the Abkhaz authorities lack a strategy for the North Caucasus. Abkhazia had a huge resource in the form of the image of Adyghe-Abkhaz unity that has taken root over the last 20 years in the consciousness of Russian Circassians and Abkhazians in Abkhazia. Add to this the almost complete fusion of Adyghe and Abaza within the Diaspora into a single Circassian nation, and it may seem that Abkhazia’s position with regard to the "Circassian question" is unassailable. Nevertheless, this position is currently under attack.

It is clear that the arsenal of a republic recognized only by Russia and a small number of faraway states is limited. The main constraint is, of course, the Russian Federation, for which Adyghe-Abkhaz unity constitutes a problem. It is clear that Abkhazia cannot at present recognize the genocide of the Circassians, or express open support for the Circassian national movement, which is currently demanding the repatriation of Circassians to their historical homeland and the creation of a single Circassian subject of the Russian Federation, or lobbying against the 2014 Winter Olympics in Sochi.

Thus, active measures by Abkhazia at this juncture are highly improbable. However, the Abkhaz authorities also have problems defending their position. In July of this year, an event took place that could have fundamental consequences for Adyghe-Abkhaz unity. Abkhaz leader Alexander Ankvab, citing ecological concerns, said that he opposes the construction of the Trans-Caucasian highway - the road from Abkhazia to the North Caucasus. Even allowing for all the problems involved in building that highway – how to finance construction (a loan?) and the ethno-demographic and ecological factors – that statement by Ankvab constitutes an abrupt change in the direction of Abkhazia’s North Caucasus policy. It is clear that while the policy of previous Abkhaz leaders was devoid of real content, on the ideological, symbolic level communication (including transportation) with the peoples of the North Caucasus was identified as one of Abkhazia’s strategic goals. In 2012, Aleksandr Ankvab has now called that trend into question.

Meanwhile, the factor of Abkhaz-Adyghe unity is one of the most important elements of Abkhazia’s policy. Relationships with the fraternal peoples of the North Caucasus create conditions for the preservation of a more independent position on the part of Abkhazia towards Russia, they force Russia to listen to the opinion of Abkhaz society, small as it is, taking into account the possible negative consequences in Russia itself. In addition, the Circassian factor affects Georgia, which is a party in the Abkhaz conflict. The factor of Adyghe-Abkhaz unity is an obstacle to the recourse to violence (a new war), and in that respect is the key to a peaceful settlement of the Georgian-Abkhazian conflict.

Demis Polandov
Journalist, Radio Free Europe\Radio Liberty. CZECH REPUBLIC

Черкесский фактор в грузино-абхазском конфликте после 2008 года

Стремительно разворачивающиеся события последних лет демонстрирует историческую и современную важность северо-кавказского фактора в грузино-абхазском конфликте. Признание Грузией геноцида черкесов, осуществленного Российской империей в 19 веке, стало ключевым пунктом новой грузинской стратегии в отношении народов Северного Кавказа, и, безусловно, одним из самых важных событий последних лет. Безвизовый режим, открытие черкесского культурного центра в Тбилиси и памятника жертвам геноцида черкесов в Анаклии - эти реальные и символические жесты Грузии безусловно принесли свои плоды, в частности, в виде появления прогрузинского лобби в среде черкесских активистов.

Но, пожалуй, главным фактором успешности грузинской стратегии являются не столько действия самой Грузии, сколько полное отсутствие стратегии в отношении Северного Кавказа у сегодняшних абхазских властей. Абхазия имела колоссальный ресурс в виде утвердившегося за последние 20 лет в общественном сознании российских адыгов и абхазов Абхазии стереотипа об адыго-абхазском единстве. Если добавить к этому практически полное слияние адыгов и абаза в диаспоре в единую черкесскую нацию, то может показаться, что у Абхазии непробиваемая позиция в «черкесском вопросе». Однако какой бы ни была эта позиция, в настоящий момент она подвергается атаке.

Понятно, что арсенал средств республики, признанной лишь Россией и небольшим количеством далеких от нее государств, достаточно ограничен. Главным ограничителем выступает, разумеется, Российская Федерация, для которой адыго-абхазское единство представляет проблему. Абхазия не может в настоящий момент признать геноцид адыгов или выразить хоть какую-то открытую поддержку черкесскому национальному движению, которое сегодня требует осуществления репатриации адыгов на историческую родину, создания единого черкесского субъекта Российской Федерации или выступает против проведения зимней Олимпиады в Сочи.

Т.е. об активных действиях не может быть и речи. Однако, и с удержанием позиции у Абхазии тоже проблемы. В июле этого года произошло событие, последствия которого будут более чем существенными. Абхазский лидер Александр Анкваб, ссылаясь на вопросы экологии, заявил о том, что он выступает против строительства Транскавказской магистрали – дороги на Северный Кавказ через Кодорское ущелье. Это заявление, при всех проблемах, которые действительно могут быть связаны со строительством этой дороги - формы финансирования строительства (кредит?), этно-демографический фактор, экология и т.д. – является очень резким поворотом в северокавказской политике Абхазии. Понятно, что политика прежних абхазских лидеров не была наполнена каким-то существенным реальным содержанием, но на идеологическом, символическом уровне коммуникация с народами Северного Кавказа (включая транспортную) была указана в качестве одной из стратегических целей Абхазии. В 2012 году эта тенденция была поставлена под вопрос Александром Анкваб.

Между тем, фактор абхазо-адыгского единства является одним из важнейших элементов политики Абхазии. Отношения с братскими народами Северного Кавказа создают условия сохранения более независимой позиции Абхазии в отношениях с Россией, заставляет Россию прислушиваться к мнению небольшого абхазского общества, учитывая возможные негативные последствия в самой России. Кроме того, черкесский фактор оказывает влияние на грузинскую сторону конфликта. В этом случае фактор адыго-абхазского единства является препятствием для развития возможных силовых сценариев, т.е. является ключом к мирному урегулированию грузино-абхазского конфликта.

Дэмис Поландов